Курю. Смотрю в окно и ничего не вижу. Не вижу, как проезжают машины, как проходят люди, как дождь мелкими каплями бьёт по асфальту.   - Серёж, ты только не заводись ладно, - говорит Люда. – Не заводись.   Я молчу. Усмехаюсь только, вспомнив, как семь лет назад на кладбище перед могилой нашей дочери жена рыдала у мена на плече. Выла тогда: «Почему? Почему? Почему?». Проклятья извергала. А сейчас вот меня успокаивает.   - Будет, Серёж, не связывайся. Только руки пачкать.   - Пойду прогуляюсь, - отвечаю.   - Ты куда? – испуганно спрашивает Люда.   - Да пройтись просто хочется, не беспокойся.   На улице прохладно.   - Здорово, сосед! – издалека машет мне Петрович, местный забулдыга. За сигареткой ко мне бежит.   Протягиваю ему пачку.   - Слышал я, Панюков вернулся? – говорит Петрович.   - Ага, вернулся.   - Сука.   - Ага, - киваю в знак согласия. – Сука.   - Я это, Серёг, ещё парочку возьму?   - Держи.   Петрович вытягивает две сигаретки и уходит. Спешит куда-то.   Минут десять спустя звонит телефон. Хотел ведь дома оставить этот чёртов «ошейник»   - Серёга, ты где? – слышу голос друга.   - Да так, гуляю.   - А где гуляешь?   - Да просто гуляю, нигде и везде сразу.   - Просто тут мне знакомые позвонили…   - Да так и скажи, Люда тебе позвонила, - я начинаю раздражаться.   - Ну да.   - Ну и чего тебе?   - Ты это, Серёг, я просто…   - Волнуешься?   Пауза.   - Волнуюсь, - наконец, признаётся он.   - Всё нормально, старик. Можешь не беспокоиться. Просто мне одному сейчас надо побыть.   Друг у меня хороший, мы с ним давно знакомы, он знает, что мне под кожу лезть не стоит.   А я ведь ему соврал. Ненамеренно, конечно – я и сам не думал, что иду куда-то целенаправленно, ноги сами привели. Вот, вот эта проклятая дорога. Прям рядом со школой. Панюков – тупой сукин сын. Да и не он один. Здесь уже пешеходную зону давно определили, и знак поставили, и светофор, а всё равно находятся гонщики. Мудаки. Нет от них спасу, никакие законы не помогают. Мудаки всегда найдут способ навредить. Им для этого и машина-то не нужна. И алкоголь не нужен. Хотя Панюков-то подвыпивший был, я в этом уверен. Не зря он скрылся тогда на день. Потом явился с повинной. Говорил, что в состоянии аффекта. Да, как же, аффекта. Справочку даже гад принёс какую-то. Потом, конечно, всё равно осмотр проходил, но момент был упущен.   Надо выпить. Что в таких случаях пьют? С горя, вроде, принято водку пить. А чтобы злобу заглушить?   Повсюду реклама: на столбах, на стенах, на заборах – из каждой листовки так и прёт сексом. Как будто, без обнажёнки сейчас ничего не продать. Это напоминает мне девочек из молодости, которые, кроме сисек больших, ничего предложить не могли и ими же надеялись компенсировать отсутствие положительных качеств. Так и рекламщики, задействовав красоток-моделей, признаются: «Да, товар наш – говно. Но вот тебе тёлка». Один из баннеров предлагает мне сходить на какой-то новый российский фильм «Ожидание». Слоган: «Прощать умеет только сильный». Ага, точно, блять, сильный. Где же бар-то какой-нибудь?   - Здрасти, дядь Серёж, - улыбается мне девушка за стойкой. – Что заказывать будете?   - Здравствуйте, - отвечаю. – Мы знакомы?   - Меня Вика зовут. Я с дочерью вашей в одном классе училась, - улыбка медленно сползла с её лица. Решила, видать, что это напоминание во мне радости не вызовет.   - А-а, понятно. Налей мне, Вика, коньяка пятьдесят, что ли.   - Вам какой? У нас большой выбор.   - Без разницы. Давай самый дешёвый.   В заведении, кроме меня, посетителей почти нет. Столики свободны, но я решил расположиться у бара. Хоть разговором с Викой отвлечься.   - Институт я так и не закончила, - говорит. – На втором курсе замуж вышла.   - А что, замужество учёбе помеха?   - Так у меня маленький родился, - глаза у Вики сияют. - Мальчишка. Я академ взяла, думала, потом вернусь, но…   - Но не судьба, - продолжаю я за неё.   - Ага, не судьба.   - Родители-то не сильно ругались, что институт бросила?   - Ой, да какой там! – отмахивается, смеясь, Вика. – Папа, конечно, сначала расстроился из-за денег, я ж на платный поступала. А потом всё. Его сейчас от внука не оторвать.   Вот значит, как. Стало быть, и я сейчас мог бы дедушкой быть. Об этом я и не думал почти. А теперь думаю.   - Что с вами, дядь Серёж? – заволновалась Вика.   Смахиваю слёзы.   - Всё нормально, милая. Сколько с меня?   Выхожу на свежий воздух. Думаю, надо бы отдышаться, и вопреки этому закуриваю сигарету. Вспоминаю, этот дурацкий плакат. Прощать умеет только сильный. Думаю, всё несколько иначе.   Когда я учился в институте, у меня товарищ был, Миша. Боксом занимался, даже в профи пробиться пытался. А я тогда с девушкой встречался, Оля её звали. Так вот Миша у меня Олю и увёл. Я на это никак не отреагировал. Тогда никто не говорил, что я их простил – все думали, что я боюсь Мишу, поэтому и не стал с ним разбираться. Так что, прощение – это привилегия, приписываемая только сильным. На следующий день после аварии, я приехал домой под утро, и жена с красным, опухшим от слёз лицом встретила меня на пороге. На кухне среди пачек с успокоительными стояла бутылка водки.   - Нашёл его? – спросила она пьяно.   - Нет, - соврал я.   - Ну и ладно. Даже если б и нашёл, ты б ничего не сделал.   Потом она извинялась, долго, много. Я её не винил. Я знал, что она права. Я видел Панюкова в то утро. Видел, но ничего не сделал. Он скрывался у своей девушки. Я его два часа прождал, а когда увидел выходящим из подъезда, даже не сунулся в карман за пистолетом. Я даже не вышел из машины.   Пока судебное разбирательство длилось, я следил за новостями. Интересно было мнение людей узнать.   «Замучать падлюку», «я бы за дочь убил», «око за око, жизнь за жизнь», «выстрел в живот, в ноги», «завалить тварь» - кто что говорил. Но прощать, конечно, умеет только сильный, да.   Вот он, дом Панюкова. «Левобережная, 100» синими буквами гласит табличка. На улице темно уже, и я отчётливо вижу силуэты, мелькающие в окне его квартиры. Музыка играет. Освобождение своё Панюков отмечает. Радуется сука. У подъезда парнишка какой-то стоит. Тоже на окна подглядывает, руки в карманах держит. Кажется, я его знаю.   - Саша, - подхожу ближе. – Саша.   Саша – парень моей дочери. Бывший парень. Ответственный пацан. Если дочь говорила, что идёт гулять с ним, я мог не беспокоиться. Он к нам долго ещё потом захаживал. А потом перестал.   - Ну и хорошо, - сказала Люда. – Нечего парню всю жизнь маяться. Погоревал и хватит.   А Саше, видать, не хватило.   - Здрасти, дядь Серёж, - растерянно отзывается он. – А что вы здесь делаете?   - А ты?   Саша нервно пожимает плечами, и я понимаю, что руки в карманах он прячет не просто так.   - Что там у тебя? – спрашиваю.   Показывает. Старенький, дряхлый «ТТ».   - Ты хоть проверял, он стреляет?   - Должен, - отвечает Саша.   - Отдай.   - Извините, дядь Серёж, - мнётся.   - Отдай.   - Но…   - Отдай, говорю.   Слушается.   - А как же он? – кивает Саша на окна Панюкова. Оттуда доносится смех и музыка.   Что мне ответить? Прощать умеет только сильный?   - О родителях подумай, дурак, - говорю. – Пойдём, до дома провожу.   Саша возражает, но через пару минут сдаётся.   Я веду парнишку под локоток. Кажется, Саша тоже успел выпить.   - Ты ж, вроде, в Москву уезжать собирался, в институт? – вспоминаю.   - Мы с Юлей вместе собирались.   Вот оно что.   - А сейчас чем занимаешься?   - Отцу в магазине помогаю?   - А армия?   - Тётка в больнице работает, помогла со справкой.   - И у тебя, значит, тоже знакомые в больнице есть?   - В смысле, тоже?   - Да так, ничего, мысли вслух.   Домой я к Саше заходить не стал. Попрощались у подъезда.   - Ты молодой ещё, - сказал я напоследок. – Живи. Забудь обо всём и живи.   Телефон звонит. Дисплей загорается фотографией Люды.   - Серёжа, ты где?   - Скоро буду.   - А где ты?   - Да недалеко. Минут через двадцать-тридцать буду. Поесть чего-нибудь разогрей.   Возвращаюсь тем же маршрутом. На Левобережной вспоминаю, что забрал у Саши пистолет. Смотрю в окна Панюкова, где праздник в самом разгаре.   Значит, прощать умеет только сильный? А я так скажу: слаб человек
а ещё занялся спортом и хочу знать как научиться подтягиваться подростку и всё что связано с развитием спины